Читать книгу - "Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна"

том, как она в первый раз поцеловала папу. «Он сказал, что боится меня, – говорила мама, – он и сам не понимал, но уже влюбился в меня».

Пэкстон протянул руку:

– Готова, девочка из хорошего района?

Она взяла его за руку:

– Да, парень с накрашенными глазами.

Пэкстон подвел ее к грязному, дребезжащему автобусу. На самом деле – но в этом Мара не призналась бы ему ни за что на свете – она еще ни разу не ездила на обычном городском автобусе. Они стояли, прижавшись друг к другу, в залитом светом салоне, среди полуночных пассажиров, и Мара зачарованно смотрела на Пэкстона. Он словно обладал над ней властью, какой не имел никто больше. Ей хотелось сказать что-нибудь остроумное, но мысли путались. Они вышли из автобуса, и Пэкстон повел ее по сверкающему миру ночного Бродвея. Мара родилась в Сиэтле и выросла на острове, который видно из центра города, однако сейчас очутилась в совершенно незнакомом мире, где под неоновым блеском прятались темные закоулки.

Вселенная Пэкстона состояла из черных улиц, клубов без окон, беспризорных детей и напитков, от которых поднимался парок.

Они подошли к другой автобусной остановке и дождались другого автобуса. Когда они вышли из него, Сиэтл сверкал диадемой, изогнувшись вдоль черной реки. Здесь горели лишь редкие тусклые фонари. Ниже по улице темнела какая-то махина. Газозаводный парк. Мара поняла, где они находятся. Этот парк разбили вокруг старого газового завода, закрытого в середине ХХ века. Однажды они приезжали сюда на экскурсию с классом. Взяв Мару за руку, Пэкстон повел ее к ржавой конструкции, сбоку которой обнаружился тайный вход.

– Мы что, закон нарушаем? – спросила Мара.

– А тебе не все равно?

– Все равно. – По спине у нее пробежал холодок. Она еще никогда не совершала ничего противозаконного. Возможно, пришло время изменить это.

Пэкстон провел ее в самое нутро ржавого гиганта, остановился, извлек неизвестно откуда какие-то картонки и соорудил сиденье.

– Откуда это здесь? – спросила Мара.

– Специально для нас припас.

– Но откуда…

– Знал. – От его взгляда у Мары закипела кровь. – Ты когда-нибудь абсент пробовала?

Ингредиентов, которые он достал из рюкзака, хватило бы на пару научных опытов.

Мара дрожала. Страх дразнил ее, покалывал иголочками. «Он опасен, – думала она, – надо уходить, бежать сейчас, пока не поздно». Но не могла.

– Нет. А что это?

– Волшебство в бутылке.

Он расставил стаканчики и бутылки и принялся совершать колдовской ритуал, в котором задействовал ложки, кубики сахара и воду. По мере того как сахар растворялся, жидкость меняла цвет, делалась непрозрачной, молочно-зеленой. Пэкстон протянул ей стаканчик. Мара неуверенно смотрела на жидкость.

– Доверься мне.

Нет, нельзя.

И все же Мара медленно поднесла стаканчик к губам и сделала глоток.

– Ой, – удивилась она, – как черная лакрица. Сладко.

Стаканчик медленно пустел, а ночь наполнялась жизнью. Ветер сдувал волосы ей на глаза, волны разбивались о берег, ржавый металл скрипел и стонал.

Она уже почти расправилась со вторым стаканом, когда Пэкстон взял ее ладонь. Его пальцы двинулись наверх, по нежной коже запястья, к первому серебристо-белому шраму.

– Кровь такая прекрасная. Она очищает. А больно всего секунду – и это чудесная секунда. После боль уходит.

Мара затаила дыхание. Абсент умиротворял, освобождал голову от мыслей, и Мара, заблудившаяся между явью и фантазией, смотрела в золотистые глаза Пэкстона и понимала: он знает. Наконец-то ей встретился тот, кто видит ее.

– А ты когда начал?

– После того, как сестра умерла.

– Что с ней случилось? – осторожно спросила Мара.

– Неважно, – ответил он, и его слова откликнулись в ее душе бесконечным пониманием.

У Мары тоже вечно допытывались, что случилось с ее матерью, словно есть разница, от чего она умерла – от рака, или инфаркта, или погибла в автокатастрофе.

– Она умирала, а я обнимал ее, вот что важно, а после я смотрел, как ее закапывают в землю.

Мара подалась к нему. Пэкс удивленно посмотрел на нее, словно и забыл о ее присутствии.

– «Не отпускай меня, Пэкс» – вот ее последние слова на этой земле. А я отпустил. – Он глубоко вдохнул, медленно выпустил воздух и одним глотком осушил стакан. – Она от наркоты умерла. От моей наркоты. Поэтому суд и отправил меня на групповую терапию. У меня был выбор – это или тюрьма.

– А твои родители?

– Они из-за этого развелись. Никто из них не простил меня, да и с чего бы?

– Ты по ним скучаешь?

Он пожал плечами:

– Да какая разница?

– Значит, ты не всегда таким был…

До этого Маре и в голову не приходило, что когда-то Пэкстон был обычным школьником.

– Мне нужно было измениться.

– И как, помогло?

– Каково мне, всем плевать, разве что доктор Блум изредка спрашивает, но и ее это не волнует.

– Повезло тебе. Меня все спрашивают, как я, но на самом деле знать этого никто не хочет.

– Иногда ужасно хочется, чтобы все просто оставили тебя в покое.

– Да.

Мара ощущала удивительную легкость. Он знает ее. Видит ее. Понимает.

– Я еще никому этого не рассказывал. – Он беззащитно посмотрел на Мару.

Неужели она единственная видит, насколько он ранимый?

– Ты пришла, чтобы папашу позлить? Потому что…

– Нет.

Ей хотелось добавить: «Я тоже мечтаю стать другой», но получилось бы глупо и по-детски. Он притронулся к ее лицу, и не было в мире ничего нежнее этого прикосновения.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

– Теперь верю, – ответила она.

Вышло безнадежно напыщенно.

Пэкстон медленно наклонился к ней – медленно, потому что ждал, когда она его оттолкнет, и Мара это понимала. Но оттолкнуть его она не могла. Сейчас во всем мире лишь его взгляд имел значение. До этой секунды Мара была мертва, а он пробудил ее к жизни. Пускай он опасный, торчок, лжец – какая разница? Это чувство воскрешения стоит того, чтобы подвергнуть себя любой опасности. Его поцелуй стал воплощением ее мечты о поцелуе.

– Давай зажжем, – тихо пробормотал он, наконец оторвавшись от ее губ, – со мной ты все забудешь.

Мара жаждала этого. Нуждалась в этом. И едва заметного кивка оказалось достаточно.

3 сентября 2010, 01:16

Дзынь!

– Просьба экипажу занять свои места.

Мара стряхнула воспоминания, открыла глаза, и жизнь мстительно подсунула ей реальность. Сейчас 2010 год. Ей двадцать, она летит в Сиэтл увидеться с Талли, потому что та попала в аварию и, возможно, не выживет.

– Ты как?

Пэкс.

– Мара, они не любят тебя. Не так, как люблю тебя я. Если бы любили, то уважали бы твой выбор.

Она наблюдала в иллюминатор за тем, как самолет приземлился и доехал до терминала. Мужчина в оранжевой жилетке указал пилоту, где остановиться. Взгляд